Металлы в мировоззрении ханты.

Металлический значит священный.

Существование  в отрыве от  богатых источников камня и руд цветных металлов не означало для древних угров отсутствие собственных художественных представлений об устройстве мира и тесно связанных с ними мифов. В IX — XIV вв. в торговые связи с жителями Приобья вступили ремесленники и купцы Прикамья и Волжской Булгарии. Накопленный  дефицит  изделий из металлов начал, так или иначе, удовлетворяться.  Из того, что становилось доступным, не всегда видовая принадлежность изображённых в бронзе фигур животных, очевидная для современного исследователя, могла совпадать с логикой обских угров.  Для них было первично знание своего предка-покровителя и «опознание» его в любом схожем атрибуте, отвечающее таким признакам, как древность или дар «свыше». Они не исследуют, они верят, и в этой вере важно, что так было всегда. Если предки воспринимали бронзовую фигурку как волка, значит, так будет и впредь, и мало кто будет задумываться, черты какого животного хотел придать этой фигурке средневековый мастер. При отсутствии необходимых деталей их можно было дорисовать путём выскабливания на имеющемся изображении. Неаккуратность не смущала владельца артефакта.

     Территория расселения угров насыщена археологическими памятниками эпохи средневековья. В силу физико-географических условий региона культурный слой большинства этих памятников, как правило, был расположен близко от поверхности земли. Частые находки хантами  артефактов древнего бронзового литья неудивительны, а их появление приписывалось истинным хозяевам — богатырям-предкам. Становится понятно, почему иранские блюда с охотничьими сценами  были популярны у народов Прикамья в эпоху средневековья. К этому времени на верхней Каме уже сложилось представление о верховном божестве как о мужчине- охотнике, который чаще всего изображался в виде всадника, окруженного зверями. Вследствие этого изображенный на иранских блюдах сюжет становился  понятен и востребован местным населением; в образе сасанидского царя Митры люди видели в художественном оформлении свое верховное божество, бога-охотника, поражающего диких зверей, Мир-сусне-хум, «за миром наблюдающего человека». Образ Митры — конного всадника, юного персидского бога, разящего копьем и попирающего копытами своего коня тушу быка, явно читается в чертах знакомого всем Мир-сусне-хума.

     Для обских угров речь идет, прежде всего, о специфической роли иноэтничных атрибутов, с одной стороны — в формировании мифологических представлений и изобразительных канонов, с другой — в поддержании устойчивости мифа и обряда на протяжении всего второго тысячелетия. На примере культовой атрибутики, имеющей привозной характер, рассматривается проблема заимствований, которые осуществлялись на севере Западной Сибири в контексте местной мировоззренческой традиции. Речь идет о заимствовании посредством искусства, когда мифотворчество происходит на уровне формы атрибута и его сюжета, без перенесения на новую почву религиозных представлений той страны, где был произведен атрибут. Сцены на предметах восточной торевтики (рельефные изображения на металле) становились иллюстрацией к угорскому мифу.

Древнему рассказчику и слушателям священного хантыйского мифа  необходимо было иметь перед глазами какой-либо  древний предмет, на котором был «записан» некий «текст», изобразительная параллель словесному мифу.  Отсутствие (или редкость) металлических атрибутов в обрядовой практике приводит к их имитации на дереве, сукне, коже, кости.

Научный сотрудник Чебыкин В.Е.